Черные дела черного золота

В словосочетании «черное золото» ключевым и главным является все‑таки слово «черное». И пускай это полностью противоречит правилам грамматики, зато вполне соответствует логике, экономике, а главное — реалиям украинского бизнеса, связанного с добычей, продажей, использованием угля. Да и как может быть иначе с товаром, который находят под землей (в местах, полностью скрытых от большинства глаз), а потом просто сжигают (превращают нечто в ничто, которое тоже, как известно, учету и контролю не подлежит).

А соответственно, и рынок этого «золота» во все годы украинской независимости был в основном того же цвета, что и товар, продающийся на нем, т. е. черным или в самом лучшем случае бурым (даже не серым). И какую бы политическую окраску ни приобретали ведущие игроки этого рынка и чиновники, его контролирующие, он сохранял исключительно природный цвет: например, бюджетные отчисления на поддержку «черной отрасли» исчислялись миллиардами при всех президентах и премьерах. И грели руки на отечественном черном золоте и белые, и красные, и оранжевые.

Но оказалось, что уголь, добываемый за рубежом и даже за океаном, имеет практически такие же характеристики, что и родной, будь то донбасский или прикарпатский. Он такой же черный и так же способен греть душу и тело каждого, кто с ним соприкасается. А если нет существенной разницы, зачем же драть (пардон, брать) с него меньше?!

Так, видимо, решили чиновники ведомства, контролирующего обращение с топливом, менеджеры госкомпаний, осуществляющие это самое обращение. Заявили на весь мир, что покупают полмиллиона тонн угля в Южной Африке, создали информационную шумиху (или завесу), освещающую каждый шаг по воде сухогрузов с черным золотом с Черного континента, каждый взмах лопатой грузчиков в портах. Оставалось еще описать каждый вспых этого угля в топках государственных тепловых электростанций, и глядишь, о прохождении по бухгалтерским книгам этих африканских тонн никто и не вспомнит. Но сдуру переусердствовали, демонстрируя якобы прозрачность всего процесса, особенно когда озвучивали каждую новую фантазию чиновников относительно цены этого угля: то она была страшной коммерческой тайной, то она составляла $ 86 за тонну, то $ 81.

Такой плюрализм мнений заставит любого сомневаться в соответствии реляций реалиям. Беда в том, что засомневался не какой‑нибудь любой, а глава государства. И если упомянутое несоответствие сумеет раскрыть МВД с ГПУ, то к кому‑то в Минэнергоугля (а то и повыше) и впрямь придет беда: придется распрощаться и с портфелями, и с регалиями, и с креслами. А то и познакомиться с погонялами, передачками и нарами…